|
|
Ю. ПОЛУЭКТОВ, Н. ГЛАЗКОВ, студенты Воронежского пединститута. На снимке: сцена из трагедии В. Шекспира "Гамлет". Офелия - Г. ПОПОВА, Гамлет - В. КОРЗУН. |
ГАЛЯ поежилась. На ней пуховый платок, но и он не помогает. А вот Иван, этот богатырь, кажется, не обращает никакого внимания на обжигающий ветер.
- Офелия, да ты совсем замерзла, - с участием говорит кто-то из девушек.
- А Полоний куда смотрит? Литвинцев, да согрей же Галю!
- "...Но видит бог, излишняя забота - такое же проклятье стариков, как беззаботность, - горе молодежи", - с достоинством отвечает Литвинцев, поглаживая воображаемую бороду.
И шутки товарищей и этот знакомый жест делают проводы теплыми и сердечными. Но время не ждет, пора в вагон, и уже в тамбур до них долетают слова:
- Счастливого пути!
Друзья провожали Ивана Литвинцева и Галю Попову в Москву посмотреть Шекспира на столичной сцене.
Три года назад студенческий драмкружок Воронежского пединститута поставил на своей сцене комедию Шекспира "Два веронца". А потом, когда в кружок пришел артист Воронежского драматического театра Василий Иванович Корзун, как-то в начале сентября он заговорил о ..."Гамлете".
- "Гамлет"!!!
В ответ Корзун достал статью В.Г Белинского "Гамлет", драма Шекспира".
- Вот послушайте, что сказал Виссарион Григорьевич об этой величайшей трагедии: "Гамлет"... понимаете ли вы значение этого слова? - оно велико и глубоко: это жизнь человеческая, это человек, это вы, это я, это каждый из нас... Потом "Гамлет" - это блистательнейший алмаз в лучезарной короне царя драматических поэтов, увенчанного целым человечеством и ни прежде, ни после себя не имеющего себе соперника". Вы понимаете, гений Шекспира сумел побороть время, голос его и сейчас звучит полнозвучно. Давайте попробуем решить благородную задачу - донести до зрителя величие мысли Шекспира.
Вскоре после этого разговора начались репетиции "Гамлета". Не жалея времени, Василий Иванович работал с настоящей влюбленностью в дело, воодушевлял исполнителей и поддерживал во время неудач.
Весть о том, что театральный коллектив пединститута готовит к постановке "Гамлета", многие встретили с недоверием. Наконец, наступило 24 декабря. С самого утра желающие попасть на премьеру осаждали комитет комсомола, пытаясь достать пригласительные билеты. Ведь Воронежский театр никогда не ставил на своей сцене Шекспира.
Зазвучала музыка. Зал настороженно притих. И вот тяжелый бархат занавеса медленно пополз в стороны. На студенческой сцене началась одна из самых замечательных трагедий Шекспира.
Вот Гамлет, презирающий зло и бесчеловечность. Вот хитрый Полоний, рядом с которым сын его - Лаэрт (М. Дементьев), вот молодой актер (М. Востриков), сразу же покоряющий зрителя. А это Офелия, ставшая жертвой хитрости и зла королевского двора.
Бурей оваций встречали зрители конец каждой сцены. В антрактах шли оживленные разговоры. Равнодушных не было. Спектакль идет к концу, звучит "Реквием" Моцарта. Зрители стоя аплодируют.
Сейчас в кружке снова идут репетиции - наши артисты готовятся к выступлениям перед рабочей и сельской молодежью области.
Мы в партию вступали на привале
Среди боев - безусые юнцы,
И нас спокойно рекомендовали
С партийным стажем старые бойцы.
Пускай потом на стройках, на путинах
Нас жег мороз, а ветер бил, как плеть,
О тех рекомендациях партийных
Им не пришлось ни разу пожалеть.
С какими были юными глазами
Ребята в поколении моем!
Как быстро время движется! Мы сами
Уже рекомендации даем.
Ну что ж! Пускай на стройках, на плотинах
Такое продолжается и впредь,
О тех рекомендациях партийных
Нам не придется в жизни пожалеть.
Уже другое стало поколенье,
Уже на нас взирают снизу вверх.
Осталась наша юность в отдаленье,
Воистину стремителен наш век.
Бегут в окне пестреющие склоны,
Над белым полем катится гудок,
Как прежде шли на запад эшелоны,
Так нынче эшелоны - на восток.
Звучит гудок. Клубятся дыма кольца.
Плывет лесок, заснеженная падь...
В далекий край собрались комсомольцы,
Им там взрослеть н в партию вступать!
Б. ПАНКИН. (Наш спец. корр.). КНР, провинция Хубэй, уезд Инчень.
"Семь Сян" - так их назвали только минувшей весной, когда они создали звено и начали выращивать хлопок. А до этого никто и не обращал внимания на то, что на одной из улиц села живут семь девушек-однолеток и что у каждой из них последний иероглиф имени - Сян: Ли Чун-сян, Ли Ию-сян, Вей Му-сян, Сяо Чинь-сян, Сюй Ин-сян... Так уж ведется в селе - пока человек не выходит в поле, его мало кто замечает. Когда он работает, его знает вся деревня, если он хорошо работает, слава о нем летит по всему уезду. И даже в Пекине могут услышать о нем. Но о семи подругах вначале не столько говорили, сколько смеялись над ними.
- Вы слышали? - говорил сосед соседу, сидя вечером у порога своего дома. - Эти семеро Сян решили выращивать хлопок...
Сосед не в силах слова вымолвить от смеха, только качал бессильно головой. Откашлявшись и вытерев большим платком слезы на глазах, он спрашивал в свою очередь:
- А вы слышали, какие они обязательства взяли?
В диковину было людям, особенно старикам, что девушки решили выйти в поле. И старики смеялись. Смех хлопал дверьми в одном доме, и через минуту вытирал ноги на пороге другого. Он прокатился по улицам села и в один из обычных дней достиг ушей девушек, которые, ни о чем не ведая, вывозили навоз на свой участок хлопка. Растерянные, они побросали свои корзиночки и бегом к комсомольскому секретарю.
- Как же так, - возмущались они, - в газетах мы читали, правда, не все читали, три - неграмотные, читать не умеют, но подруги рассказали, что женщины тоже должны работать, что они могут получить такие же урожаи, а тут...
Секретарь внимательно слушал девушек, а потом прочитал им небольшую лекцию.
- Трудно, - говорил он, - пахать землю на большую глубину, но еще труднее сломить предрассудки, которые глубоко засели в душах людей. Старики, - они уж такие: этого нельзя, так не положено. А партия учит: смело мечтать, смело думать, смело поступать. Боитесь вы, что у вас не вырастет хлопок?
- Нет, - хором ответили девушки. - Мы только что нашли клад - обнаружили место, где раньше был свинарник. Там сохранилось много тонн навоза. Он выручит нас.
- Тогда работайте, - сказал секретарь, - и своим успехом вы поможете сломить слепую веру.
С тех пор девушки уже ни на кого не обращали внимания. Они первыми унавозили свой участок, глубоко вспахали его и засеяли так, как об этом писали в книжках. Эти книжки им приносил комсомольский секретарь. Он же вечерами изучал с тремя девушками иероглифы. Беда нагрянула неожиданно. Свирепая засуха погубила в июле свежие, густые всходы. И девушки не смогли ничего поделать.
- Вы боитесь, что у вас не вырастет хлопок?
- Нет, не боимся!..
Этот разговор с секретарем не выходил у них из головы, а в ушах - смех односельчан. Но смеяться над звеном было уже некому. Беда пришла ко всем, она не выбирала дверей. Нужно было пересевать участки. Многие уже сделали это. Они посеяли хлопок вновь, но тем же способом, как и раньше: рыли лунку, в лунку клали семя, засыпали лунку землей, а потом поливали водой. И что же? Вода моментально испарялась с поверхности земли. Семена вновь погибали.
Семь Сян внимательно присматривались ко всему, что делали соседи. Вода испаряется потому, что ей негде спрятаться от солнца. А что, если сделать по-другому? Девушки вырыли лунки, положили в них семена, семена залили водой, а сверху засыпали землей. Вода оказалась как бы под крышей. Она не испарилась.
Влага вызвала семена к жизни. Кругом было голо, а у семи Сян снова зазеленели сильные, густые всходы. В эти дни на участке девушек состоялось собрание. Это была такая честь, о которой подруги даже мечтать не могли. Партийная и комсомольская организации кооператива, руководители ее регулярно проводили такие "собрания на полях", которые учили людей, как нужно и как не нужно работать. Когда в бригаде "верхнего течения" комсомольцы заметили большой, преждевременно пожелтевший участок пшеницы, они выпустили "дацзыбао" на бригадира. На участке собрались люди, они пристыдили нерадивых и показали им, что надо сделать, чтобы пшеница вновь зазеленела. На участке скопилось много воды. Надо было вырыть канал и спустить воду на другие поля.
К нашим подругам люди пришли не для того, чтобы учить, и для того, чтобы учиться. Семь простых крестьянских девушек, из которых три только-только овладели грамотой, делились своим опытом с почтенными, пожилыми хлопкоробами. И те, кто еще недавно смеялся над ними, теперь слушали, смущенно опуская глаза.
- То, что придумали девушки, - сказал в конце собрания один из руководителей кооператива Сяо Су-вынь, - это ведь очень просто. Это могло прийти в голову и каждому. Но тот, кто оглядывается только на прошлое, никогда ничего не придумает. Смело думать - значит смотреть вперед. Все хлопковые поля были засеяны в кооперативе по методу семи Сян.
А вскоре произошло еще одно событие, которое нанесло сокрушительный удар по отживающим традициям. В кооперативе узнали, что в провинции Хзнань крестьяне создали коммуну: несколько кооперативов слились в один. Крестьяне объединили свои усилия, свои земли, рабочий скот. В коммуне они построили много общественных столовых, и женщине уже не нужно стало проводить весь день у очага. Они организовали несколько яслей и освободили женщин от ухода за ребятишками. Теперь они вместе с мужчинами могли работать на полях и в мастерских коммуны. Сколько новых рабочих рук! А в китайской деревне, где пока еще очень мало машин, это так важно. Больше рабочих рук - значит больше навоза можно вывезти на поля, тщательнее обработать почву, лучше ухаживать за посевами, получить выше урожай.
- Коммуна - хорошо, в коммуне мы быстрее построим социализм, - решили крестьяне уезда Инчень, где находился кооператив, в котором работали девушки. В августе здесь была создана первая коммуна "Хунци" ("Красное знамя"). Новые песни появились на селе. Их сложили сами крестьяне.
"У нас тысячи песен. Тысячи корзинок не могут их вместить. Это песни - о коммуне. Мы едим досыта и вкусно. Одеваемся в шелка, красивее, чем небесные женщины. В коммуне дома светлые, как дворцы, стены - как зеркало. У каждого - радиоприемник, можно слушать "Пекинскую оперу". У каждого дома - сад, у каждой двери - цветы".
Крестьяне знали, конечно, что очень многого, о чем поется в песне, еще нет в их жизни, что песня эта - мечта о лучшей жизни, о социализме, который народ строит своими руками. Эта жизнь будет построена, если все станут работать не покладая рук. Если все будут трудиться так, как семь Сян, - добавляли в некоторых песнях.
С созданием коммуны уже не одно, а много женских звеньев работало на полях. Но звено семи Сян - первое. У него учатся, на него смотрят остальные. И девушки старались изо всех сил. С утра до позднего вечера работали они в поле. Обозначились на хлопковых плантациях рядки - надо окучить их, выполоть сорняки. Подросли кусты - надо произвести чеканку.
Осенью звено собрало богатый урожай, самый высокий в коммуне. Всем звеном провожали девушки свою подругу, звеньевую Сюй Ии-сян в уездный центр, на слет молодых активистов строительства социализма.
Вот, кажется, и все, что можно рассказать о звене, в котором работают семь Сян. Вот разве только упомянуть еще об одном, раскрыть один секрет, который, собственно, перестал быть секретом? Дело в том, что все лето, когда звено соревновалось с соседними, каждая бригада соревновалась с другой, шло еще одно, очень важное состязание. Одна из подруг - Сяо Чинь-сян - вызвала на соревнование своего жениха Хуа Фу-го, который тоже выращивал хлопок. В звене у каждой девушки есть делянка, за которую они отвечает. Есть такой участок и у Хуа Фу-го. Так что сравнить результаты и выяснить, кто победил, нетрудно. И секрет был, конечно, не в самом этом соревновании, а в том. что все девушки помогали Сяо Чинь-сян. Закончат работу на своих делянках - и к подруге.
Нужно ли говорить после этого, что первой оказалась Сяо Чняь-сян. Хуа Фу-го признал свое поражение, и, как победительнице, он подарил своей невесте спортивные брюки и туфли.
Но это еще не самый большой подарок. Сейчас Хуа Фу-го работает в строительной бригаде. Бригада строит новые дома для крестьян. В одном из них Сяо Чинь-сян и Хуа Фу-го отпразднуют свадьбу. В новом Доме будут жить молодожены.
Беседа с начальником второй экспедиции на подводной лодке "Северянка" В.Г. АЖАЖА.
Вскоре после возвращения из своего первого рейса научно-исследовательская подводная лодка "Северянка" ушла в новое двадцатичетырехдневное плавание в район Советского сельдяного промысла в Атлантике. Мы попросили начальника экспедиции Владимира Георгиевича Ажажа рассказать об этом походе.
* * *
УЖЕ в первую "подводную" ночь мы были свидетелями интересного зрелища, - рассказывает Владимир Георгиевич. - Сквозь стекла бортовых иллюминаторов было видно, как от корпуса подводной лаборатории отскакивали крупные светящиеся шары. Это фосфоресцировали в момент столкновения с лодкой большие медузы.
Неприветливо встретил нас океан. Достаточно сказать, что из 24 дней нашего плавания 22 дня длился жестокий зимний шторм. Сила ветра достигала 12 баллов, а волнение моря - 9 баллов. Бортовой крен "Северянки" доходил до 56 градусов. Стены становились полом, а пол - стеной. Приходилось спать, привязавшись ремнями к койке. Особенно трудно было вахтенным на мостике, когда лодка шла и надводном положении. Зеленые волны "с головой" накрывали "Северянку". Один из светильников, расположенный рядом с верхним иллюминатором, был вырван из своего гнезда, волна разбила "небьющиеся" стекла верхней рубки.
И все-таки, как ни стремился Нептун помешать нашей работе, все исследования велись точно по заранее намеченному плану. Лишний раз мы убедились в преимуществе нашей подводной лаборатории над любым надводным научным судном. Ведь уже на расстоянии нескольких метров под водой мы были вне досягаемости самого лютого шторма. Поиски рыбы стали возможны в любую погоду.
Впервые наш эхолот "записал" сельдь днем на глубине около 50 метров. Мы включили бортовые светильники - запись исчезла. Дальнейшие исследования показали, что только в ночное время рыба мало реагирует на свет. Сельдь спит. Рыбы неподвижно висят в воде, некоторые из них - кверху брюхом или вниз головой. К утру реакция рыб на свет меняется: завидев подводные огни, сельдь уходит. Гидроакустик лодки Васильев обратил внимание на необычные звуки, которые воспринимались судовым шумопеленгатором. Это "разговаривала" сельдь. "Голоса" рыб удалось записать на пленку.
Наши наблюдения подтвердили мнение многих ученых о пассивности зимующей сельди. Она предпочитает двигаться за счет морских течений, экономя свои силы в холодной воде. Утром косяки рыбы уходят на большие глубины, к вечеру поднимаются наверх. Очевидно, именно во время этих перемещений она и попадает в сети рыболовных траулеров.
Наблюдая жизнь подводного мира, мы исследовали не только рыб, но и их основную пищу - планктон. Нам удалось наблюдать различные виды мельчайших обитателей глубин: клеоне, темисто, капшака. Однажды мы заметили животное, не известное нашим зоологам. От небольшой головы его, напоминающей закрытый цветок лилии, отходили два щупальца около" 30 сантиметров длиной. Прозрачное студенистое тело животного было покрыв оранжевыми и другими разноцветными точками. Такими же пятнистыми были и щупальца. Исследовать загадочное существо более подробно нам не удалось...
Свободное от работы время занимали кинофильмы, книги, беседы с моряками и даже... солнечные ванны: судовой врач облучал нас кварцевыми лампами. Некоторые неосторожные "курортники" сумели даже обгореть. Под водой встретили мы и Новый год. В каждом отсеке "Северянки" красовалась елка. На центральном посту управления лодкой елку украсили блестящими болтиками и маленькими гаечными ключами. Весело прошел праздничный ужин, каждому участнику экспедиции была вручена шуточная новогодняя грамота от Нептуна.
Два дня спустя мы с восторгом услышали весть о запуске советской космической ракеты. "Чувство огромной гордости за нашу страну охватило экипаж корабля. Каждому члену экипажа захотелось работать еще лучше..." - говорилось в приветственной телеграмме, посланной нами в Москву.
Работы второй подводной экспедиций окончены. Свое плавание экипаж и научные сотрудники "Северянки" посвятили XXI съезду родной партии. Позади сотни штормовых миль, а впереди новые планы, новые исследования...
СТАВРОПОЛЬ, 31 января. (По телефону). Работники отдела кинофикации краевого управления культуры создали передвижной широкоэкранный кинотеатр "Ставрополец". Размещенный на двух автомашинах высокой проходимости, он может бывать на полевых станах, животноводческих фермах, на отгонных пастбищах. Экран шириной в 10,5 метра натягивается между кузовами передвижек, а 12 переносных громкоговорителей, полуокружив зрительную площадку, создают нужный звуковой эффект.
Первый киносеанс передвижного широкоэкранного кинотеатра состоялся в день открытия XXI съезда КПСС. Скоро жители многих сел Ставрополья просмотрят широкоэкранные фильмы "Кочубей", "Хождение за три моря", "Пролог", "Партизанская искра", "Поэма о море".
|
|
Зима в Карпатах.
Фото В. КАРЛОВА. |
Е. ГАРИНА. Темир-Тау, Казахская ССР.
В НОМЕРЕ заводской гостиницы, где все устроено по-домашнему - чайник на столе, на постели ватное одеяло, - во всю стену висит географическая карта. И на ней, возле маленькой точки, обозначающей вот этот самый городок, Темир-Тау, кто-то крупно синим карандашом написал: "Рио-де-Жанейро".
Это было смешно. Почему вдруг Рио-де-Жанейро? С легкой руки Ильфа и Петрова это словцо стало юмористическим критерием того, что - жизненное благо, а что - нет. Но что именно хотел сказать постоялец, отметивший на карте свое отношение к Темир-Тау?
На столе в комнате, должно быть для тепла, была включена электрическая плитка, огненная змейка чуть освещала сумерки. В ненастном небе напротив окна плыл седой дым из труб металлургического завода и ГРЭС, за озером вырисовывались сопки - те самые "тау", в недрах которых, как и всюду здесь, залегает "темир" - железо.
Вдруг в дверь постучали. Вошел молодой человек в ковбойке.
- Простите, вы, говорят, из Москвы? Ну, как там погода? И скоро опять туда? - расспрашивал гость.- А мы с товарищем здесь застряли... Видели, как тут одна бабушка ходит по коридору и последних мух бьет? Резиновая лепешечка на палке - тут "шлеп", там "шлеп"?..
- Ну, и что же?
- Да сдохнешь здесь от скуки, вот что!
Скука? Вот это было неожиданно. Только что я вернулась с химического завода, называют здесь его СК - в будущем он должен производить синтетический каучук. Весь город - это несколько крупных производственных коллективов: металлурги, химики, молодежный городок, заселенный строителями, и, наконец, "Казахстанская Магнитка" - гигантская стройка в степи, живущая особой, напряженной жизнью. Кварталы обжитые, с магазинами и цветами в окнах квартир, и кварталы в чистой степи, где хрустит под ногами обледеневшая трава; взрытая степь, и над ней черная домна с куполом, видимым с дальних степных дорог. Конечно, немало еще тут недостатков и трудностей. И стульев и электрических утюгов новоселам недостает, и из-за резиновых сапог и валенок в магазинах случаются ссоры, и крепкое словцо можно услышать. Но скука! Откуда он взялся, этот скучающий?
Перед окном скользнул свет - это заехал на машине, как было условлено, один из инженеров с завода СК.
Мы с ним познакомились в карбидном цехе. Дело было так. Секретарь комитета комсомола рассказывал, что заводская техническая интеллигенция - это большей частью комсомольцы или люди, чуть-чуть вышедшие из комсомольского возраста. Когда мы поднялись по железной лесенке к жерлу карбидной печи, он остановил паренька в черной спецовке и в "солдатских" ботинках:
- Алик, постой... Вот его мы как раз недавно рекомендовали в партию. Инженер-механик, Альберт Григорьевич Крошнев.
Инженер был очень молод. Но когда возле нашей группы собрались другие работники цеха, то постарше никого и не оказалось. Кто рабочий, а кто инженер, определить было невозможно.
- Вот вы с кем поговорите, с Юрием, - сказал Альберт Григорьевич, хлопнув по плечу одного рослого собеседника: - Рационализатор!
Я узнала, что Юрий Сергеевич Михеев - начальник отделения карбидного производства, что ему двадцать восемь лет и что это известный на заводе "творческий ум". Когда мы проходили по нижнему этажу карбидного цеха, секретарь комитета комсомола щелкнул по одному громоздкому механизму:
- Вот это дело Юра заменил более остроумной штукой. Творческих умов у нас на заводе много. - И, как всякий секретарь, хорошо ведущий свое молодежное "хозяйство", он вынул записную книжечку:
- Двести сорок шесть человек - заочники Московского химико-технологического техникума. Девяносто шесть - студенты политехнического и строительного институтов. Около девяноста учатся в вечерней школе. - И, положив книжку в карман, добавил: - Поезжайте в соцгород. Там утром и вечером учатся.
Тут-то Альберт Григорьевич и предложил довезти меня вечером до соцгорода.
БУЛЫЖНАЯ дорога, серая от снега и грязи, встречные автобусы, ожидание у железнодорожного переезда перед бегущими цистернами, окраинные домики, и вдруг - город, ярко освещенный, с мокрым снегом на асфальте, аллеями и молоденькими деревцами.
- Вот здесь мы живем!
Я зашла в ближайший освещенный подъезд - в общежитие. В чисто вымытом тамбуре на половичке стояли рядком домашние туфли - большие и маленькие: должно быть, девушки и парни тут переобувались.
Большая комната, как сад: над столом ветки густого дерева, растущего в кадке, на тумбочках, на этажерках тоже цветы и за прозрачной шторой гирлянды чего-то разросшегося и вьющегося. Живут в этой комнате две работницы - Наташа и Рая - и техник-химик Леся. А книг, книг! И все почти учебники - "Количественный анализ", "Курс общей химии", "Учебник физической химии". И в других комнатах то же самое.
- Что же - все сплошь у вас учатся?
- Да, почти что так, - рассмеялись девушки. - Если двое в одной комнате учатся, то разве третий утерпит? Не общежитие, а прямо университет!..
Альберт Григорьевич жил в соседнем доме. В просторной передней было что-то много людей - я решила, что это коммунальная квартира. Но он познакомил: мать, отец, жена, сын, еще один малыш. И тут же семья "рассредоточилась" в большой квартире: детей уложили спать, "старшие" родители ушли в свою комнату, а с "младшими" мы допоздна засиделись в столовой за большой вазой с алма-атинскими яблоками и весь вечер говорили о жизни.
Это был именно разговор о жизни, хотя хозяева говорили о городе, о заводе, о товарищах. Двое собеседников - он инженер, она учительница, но мне представился тут весь Темир-Тау с его настоящим и будущим, находящимся в руках опытных, молодых, знающих, чего они хотят, людей.
Мы привыкли отмечать: там-то вырос новый завод, там появился новый город.
Знаем о трудностях, о героизме на стройках, а вот каковы будни, которые начинаются после того, как завод пущен и город осветился первыми огнями?
Вот тут-то и начинает пускать корни сильная жизнь с невидимым каждодневным творчеством.
С виду - жизнь как жизнь: работа, семья, друзья, книги, радио. Выдающихся подвигов город и завод не требуют. В чем же тогда это творчество?
Можно до петухов просидеть над готовой схемой радиоприемника и еще сто вечеров собирать его по этой схеме, и потом, поставив приемник на комод, радоваться, что не купил его, а сам сделал. Ну и что?
А можно весь вечер читать Шекспира или шагать из угла в угол и думать, почему два умных товарища поссорились, работая над чертежом, и кто из них прав?
Можно пойти повоевать с родителями, если узнал, что они запретили своему сыну давать соседу по парте инструменты из готовальни. Наживешь неприятностей? Наверное - зато мальчик будет знать, что надо быть в этом мире товарищем...
Вот такой, в общем, был смысл нашего разговора. А попросту - Рая и Альберт рассказали, как они шесть лет назад, после окончания своих институтов в Ярославле, собрались и приехали в Темир-Тау. Рая знала, что в белом платье здесь ходить нельзя - чуть ветер, и поднимается серая пыль, "пушонка", отходы карбидного производства. Чуть дождь, и пыль эта на платье превращается почти в корку - такова уж особенность "пушонки". А теперь они сами живут в доме, построенном наполовину из этой "пушонки", - ее давно пустили в дело, соединив с другим "бедствием" Темир-Тау - шлаком с металлургического завода. Дешевый, обильный и, как, говорится, местный стройматериал.
Строились дома, школы, филиал института, разрастался завод, и все это происходило в самые последние годы. Можно ли определить, что в этом деле принадлежит Рае или ее мужу? Или Юрию Михееву? Или Ларисе и Лесе?
Этот общий их труд был прекрасной школой товарищеского единения, и построили они не только завод, город, но и крепкий, верный молодежный коллектив.
АX, ОПОЗДАЛИ вы приехать - снег лег, - мягко, волжским своим говорком сказал Альберт Григорьевич и провел обеими ладонями по волосам. - В степь поехали бы с нами, на охоту. Двести, триста километров - такой чудесный отдых...
Разговор наш прервался.
- Ну, ладно, - сказал Альберт Григорьевич. - Вот у нас тут совсем рядом, по озеру тоже белые птицы летают: яхты. И озеро-то искусственное, а ведь мы в конце концов обязательно будем соревноваться с ленинградскими яхтсменами, у которых есть Финский залив! Только бы нам тренеров, тренеров побольше, по всем видам спорта, а то ведь Мы же самодеятельность, кто как умеет... И вообще, скажите - стоит, по-вашему, наш город большой культуры?
Он скрыл за улыбкой серьезную и, видимо, давнишнюю обиду. Главное, что делает незабываемыми здешние впечатления, - это большая духовная культура людей. И как глупо, например, должны были выглядеть артисты какой-то "ленинградской эстрады", когда они прошлым летом "осчастливили" город своим приездом и рассказали здешним зрителям, что, слава богу, скоро полетят ракеты на Луну и можно будет туда послать чью-то тещу...
Куда они приехали?.. Осмотрелись ли они, прежде чем выходить на эстраду?
- А в другой раз Рая увидела афишу, - рассказывал Альберт Григорьевич: - приехал Евгений Самойлов, Гамлет! Вот радость... Но, должно быть, и этот артист решил, что мы до "Гамлета" не доросли - он прочитал за десять минут что-то из общеизвестных стихов и... ушел за кулисы. А музыканты? Вот радиоприемник есть, спасибо ему, но ведь не всегда услышишь то, что хочется. Больше двух десятков консерваторий У нас в стране, музыканты выступают в столицах, в крупных городах, но только не у нас. Ну почему это?..
ШОФЕР самосвала подвез меня на следующий день от соцгорода до центральной площади Темир-Тау. Ветровое стекло густо заносило мокрым снегом - "дворник" едва справлялся, а на сиденье в кабине лежала лиловая астра. Снег и цветок - я вспомнила, что довелось мне здесь увидеть в самом начале зимы. Полетел снег, а на огромнейшей клумбе перед Дворцом металлургов стояли осенние цветы. Детишки в шубках и рукавичках, сложив школьные сумки прямо на асфальте, торопились спасать георгины и нежные петуньи, вытряхивали снег из чашечек "львиного зева". И с окрестных улиц, из парка женщины и мужчины выходили с цветами - так красиво праздновали в Темир-Тау первый день зимы.
В коридоре гостиницы знакомый мне по вчерашнему визиту молодой человек стирал под краном носки:
- Ну, как вы - не утонули?.. А я сегодня на завод не пошел - черт знает, что за погода!
Сколько-то я на него смотрела, не умея удержать улыбку. Ну, что ему сказать? Бедняга, вот и все.
И когда в номере я снова взглянула на карту с крупной надписью синим карандашом, мне показалось, что надпись эта около маленькой точки, хоть и озорная, но радостная.
СВЕРДЛОВСК, 31 января. (Наш корр.). "Здравствуйте, уважаемые товарищи! Я работаю на заводе, который вы, наверное, знаете. Это завод им. В.И. Ленина в городе Пльзене Чехословацкой республики..."
Так начал свое письмо к молодым рабочим Уралмашзавода 26-летний чехословацкий расточник Б. Коварж. Рассказав о своей работе, о семье, Коварж выразил желание переписываться и обмениваться опытом с рабочими Уральского завода.
Первым на письмо далекого чехословацкого друга откликнулся лучший расточник Владимир Остаточников.
"Дорогой товарищ Коварж! - писал Владимир, - очень рад был весточке от вас из демократической Чехословакии. Я, как и вы, работаю расточником. Обслуживаю два станка. Один из них - "РС-160" сделан на заводе им. В.И. Ленина в Пльзене. Работает он хорошо.
У меня так же, как и у вас, семья, двое детей. Есть братья, тоже рабочие.
Очень рад переписываться с вами, обмениваться производственным опытом. Вот вам моя рука, Коварж! Мне кажется, что у нас всегда найдется чем поделиться".
|
|
| ||||||||||||